Принципы построения системы персонажей в романе Ф.Сологуба "Мелкий бес"

В «Мертвых душах», как проницательно заметил современник Гоголя, изображен «фантастический русский город», над которым как будто носится «сам демон глупости и путаницы» . Такой же фантастический русский город, порожденный воображением Ф. Сологуба, не менее или не более странным, чем воображение Гоголя, выведен и в его романе. Но если у Гоголя с помощью условного обозначения города создается иллюзия географической реальности, то у Ф. Сологуба подчеркнута безымянность города, что способствует его мифологизации. Если город NN устроен по образцу патриархальной семьи, почему и Чичикова, приезжего и гостя, пришедшегося здесь по нраву, стремятся превратить в своего, то в безымянном сологубовском городе, даже когда его обитатели «смотрели друг на друга приветливо» и «казалось, что в этом городе живут мирно и дружно», на самом деле «все это только казалось» . Свои становятся здесь чужими, что способствует растущему по мере развития сюжета разрыву связей между персонажами. Знаменательно, что внимание к состоянию души человека, свойственное гоголевской поэме, сменяется в «Мелком бесе» интересом к формам отклоняющегося поведения и его маскировки, к разного рода «психическим аномалиям».

1.2 Особенности построения персонажей в романе «Мелкий бес»

Сологуб не прибегает к реконструкции мифа, как происходило в текстах других символистов, а использует только необходимые для романа образы, мотивы, описываемые события классических текстов (отсутствие притязаний на реконструкцию мифа дает некоторым исследователям право говорить о сологубовском романе как о декадентском, а не о модернистском).
По мнению, например, А.Н. Долголенко, Передонов, как и Логин, включает особенности «лишнего» человека ХIХ в., и тот и другой «наследуют» черты «нового» человека, Передонов «являет собой продолжение развития типа «маленького» человека» . Среди литературных двойников Передонова различные исследователи называют Ставрогина и Голядкина , Беликова , Чичикова . Важно отметить, что сходство главного героя с тем или иным персонажем классической литературы формирует конфликтную напряженность текста: например, двойничество Передонова и Голядкина реализуется в страхе Передонова перед доносом, а главное в боязни, что его подменят Володиным. Эта боязнь, превращаясь в манию, во многом определит взаимоотношения между персонажами, а главное, развязку романа. Кстати сказать, Володин своим поведением и особой почтительностью с Варварой, от которой зависит инспекторское назначение Передонова, во многом наследует черты двойника Голядкина, которого Достоевский называет «отвратительный господин Голядкин второй», столь же почтительного с начальством.
Таким образом, семиотическая рефлексия сологубовского текста направлена на воспроизводство культурного кода, благодаря чему текст обогащается новыми смыслами. Смыслопорождающая способность образа Передонова обусловливается аллюзивными связями с классическими героями.
Герои романа Сологуба образуют систему, которая во многом обусловлена протеистической природой самого романа. Свойством этой системы являются сложные связи между персонажами. На первый план выступает, конечно, парность героев. Первую такую пару составляет Передонов — Володин. Их связь сюжетно строится на идее Передонова о месте инспектора. Причем идея двойничества в тексте выступает как обнаженный литературный прием: перед венчанием Передонов начинает думать, что его подменят Володиным.
Видение себя в другом заранее проецируют возможность исхода событий. Передонов, думая, что его убьют и подменят, в итоге сам становится убийцей. Таким образом, фигура двойника оказывается связанной с организацией конфликта: в разрешении его не происходит ничего неожиданного — все события, то есть все действия обоих двойников, заранее предопределены тем, как Передонов видит мир и свое место в нем.
Но антогонистические силы, организующие конфликтную напряженность в романе, не только персонифицируются в «производных» характерах. Внутреннее противоречие имеет место и в личности самого Передонова. Все движения его души имеют два вектора: жажда власти, буквально реализованная в мечте о повышении, жестокость и низость (в этом плане он выступает как часть и достойный представитель описываемого неполноценного мира города); и — второй вектор — тоска, страх, ощущение жестокости окружающего мира («Передонов чувствовал в природе отражение своей тоски, своего страха под личиною ее враждебности к нему...» , «А на земле, в этом тесном и вечно враждебном городе, все люди встречались злые, насмешливые. Все смешивалось в общем недоброжелательстве к Передонову, собаки хохотали над ним, люди облаивали его» ). И в этом, на наш взгляд, проявляется некая связь повествователя и героя: герой никогда не является выразителем чувства тоски, владеющего им, это прерогатива повествователя. И хотя повествователь, резко дистанцируясь от героя, с иронией и презрением рисует его самого, обыденность и скудость его сознания, в моменты душевной тоски Передонова можно наблюдать связь созданной картины мира, в которой существует герой, с состоянием души самого повествователя.
Интересной также представляется и схожесть позиции повествователя и Передонова в отношении Володина, которого Передонов считает своим двойником, а именно: при первом же появлении Володина повествователь отмечает его сущностное сходство с бараном («молодой человек, весь, и лицом, и ухватками, удивительно похожий на барашка: волосы, как у барашка, курчавые, глаза выпуклые и тупые, — все, как у веселого барашка, — глупый молодой человек» ), причем данная черта возводится в статус-кво данного героя, но среди прочих героев только Передонов озвучивает эту же характеристику Володина («Еще боднешь, пожалуй, — проворчал Передонов», «Барану и сны бараньи — ворчал Передонов» ).
В силу скудости своего сознания, а главное, прогрессирующего безумия, Передонов понимает это сходство уже буквально: Володин мнится ему оборотнем. Эта позиция героя, на наш взгляд, служит автору для создания мифологического (мелкобесовского) пласта произведения. И наконец, сюжетно линия Володина заканчивается его смертью, добавим, что на мифологическом уровне только такая смерть и была возможна для этого персонажа: «Передонов быстро выхватил нож, бросился на Володина и резанул его по горлу» . Так разрешается внутренний конфликт стремления Передонова к власти, диалектически сопряженный со страхом. За каждым эпизодом присутствует классическая ситуация, являющаяся прототипом описываемых событий. Ситуация-прототип является семиотическим кодом, продуцирующим взаимодействие с другими текстами. В целом же внутренний антиномизм личности Передонова снимается описанием все нарастающего безумия. Так, в романе «универсальный прием вскрытия личностных противоречий» (А.Г. Коваленко) — двойничество, имеет более сложную структуру чем, например, у Достоевского. Конфликт переходит во внутренний мир героя, а в силу того, что нам предложен в полной мере антигерой, сознательный «тиран и деспот», то разрешение этого конфликта возможно только с помощью буквального уничтожения своего двойника.