Метафоризация наименований фауны в русском языке

особое внимание предложению (высказыванию). Так, И. И. Мещанинов, рассматривая языковые системы с различным грамматическим строем, отметил метафоричную направленность конструкций: «Процесс наименования в историческом плане считался одновременно процессом формирования предложений» [Мещанинов, 1984, с. 196]. Следовательно, ключевой единицей номинации по-прежнему рассматривается слово. Другой отечественный лингвист, Е.С. Кубрякова, считала, что метафоризация направлена на исследование различных единиц языка, учитывая выполнение ими номинативной или репрезентативной функции.
По существу, метафора является моделью, выполняющей в языке ту же функцию, что и словообразовательная модель, но только более слож¬ную и к тому же действующую «скрыто» и нестандартно.
Синтезирующий характер метафорических процессов связан с целеполагающей деятельностью ее субъекта — «творца метафоры». Эта деятельность ориентирована не только на заполнение понятийных лакун и номинацию, но и на прагматический эффект, который метафора вызывает у реципиента. В свою очередь фактор адресата обязывает создающего метафору прогнозировать ее понимание при выборе тех признаков по¬добия в уже названной реалии и той реалии, которая получает это имя. При этом создатель метафоры апеллирует к образно-ассоциативным комплексам этих реалий.
Оперирование с образными сущностями не может не привнести в метафоризацию субъективности их восприятия, не внести в новое значение следов того вспомогательного образа, который ассоциируется с "бук¬вальным" значением переосмысляемого слова или сочетания. И это пе¬редает в новое значение рефлексы человеческого фактора, ярче всего про¬являющиеся в самом отборе исходного значения. Например, для обоз¬начения такого явления, как совокупность производных от одного корня, было избрано слово гнездо, так как его значение ассоциативно вызывает представление о причастности некоторой совокупности особей к одному семейству (ср. также вражеское гнездо, где были актуализированы ассо¬циации, касающиеся сообщества, или пулеметное гнездо, где мотивом послужило представление об укрытии и т.д.). Еще более яркое образ¬ное осознание переноса имени характерно для таких наименований, кото¬рые сохраняют образную мотивацию как специфическую черту семанти¬ки: речь идет о словах, сочетаниях слов и идиомах типа змея, пень (о че¬ловеке), трещать, бубнить (о манере речи), ср. также: раб страстей, червь сомнения, лопнуть от зависти или держать в ежовых рукавицах, возно¬сить до небес и т.п.
Из приведенных примеров видно, что метафоризация является уни-версальным средством пополнения языкового инвентаря — как лекси¬ческого, так и грамматического, формирующегося в процессах вторич¬ной номинации — автономной, когда семантическая транспозиция ограничивается переосмыслением отдельной языковой единицы (слова, аффикса, конструкции), косвенной, при которой одна языковая еди¬ница переосмысляется при опоре на смысловое содержание другой, но¬минативно доминирующей в данном процессе (как в случаях типа потерять власть, бросать упреки; же¬лезная воля, ч е р н а я зависть и т.п.), и в актах идиомообразования, когда речь может идти в самом общем случае о переосмысле¬нии некоторого сочетания на основе тех или иных ассоциаций и вызываемого ими образа (ср. носить на руках кого-л. проявлять бережное отношение, почитать и оберегать от неприятностей или баловать, выполнять все прихоти; травленый или старый волк человек, приобретший опыт, знания, испытавший в жизни много невзгод, лишений. Идиомообразование возможно и при заведомой алогичности сочетания, создающей тем не менее смысловую амальгаму из-за метафорического прочтения данного сочетания (писать на воде вилами, из кожи вон лезть и даже согнуть, скру-тить кого-л. в бараний рог).
Свойство механизмов метафоры сопоставлять, а затем и синтезировать сущности, соотносимые с разными логическими порядками, обусловливает ее продуктивность как средства создания новых наименований, осо¬бенно в сфере обозначения объектов невидимого мира. И в этом важную роль играет наиболее характерный для метафоры параметр — ее антропометричность. Последняя выражается в том, как уже отмечалось выше, что сам выбор того или иного основания для метафоры связан со способностью человека соизмерять все новое для него (в том числе и реально несоизмеримое) по своему образу и подобию или же по пространственно воспринимаемым объектам, с которыми человек имеет дело в практическом опыте. Такое соизмерение как бы уравнивает конкретное и абстрактное, доступное непосредственному ощущению и умопостигаемое, действительно существующее и вымышленное, аморфное еще представление о чем-то и представление, уже ставшее стереотипом, как эталон или символ ( в различных картинах мира — научной, обиходной, мифической в разных их исторических срезах). Так, например, в метафоре возможно уподобление понятия о чуть заметном увеличении вероятности осуществления того, на что надеется субъект некоторой ситуации, — луч, проблеск (надежды), отождествление неприятного осознания конфликта с совестью как укола или угрызения (совести), синтез представления о глупости и свойств пробки (Он — настоящая пробка) , восприятие ситуации пустых разговоров через такие образы-стерео¬типы, как болтать, трещать, молоть языком, человек привык считать, что сердце — орган любви, сострадания и т.п., а глаза — зеркало души и т.д.
Средством создания языковой картины мира изначально в высказыва-ниях о нем, а затем в тезаурусе носителей языка (личностном или нор¬мативно-санкционированном), всегда служащем не только хранилищем самих этих вербализованных средств, но и их ассоциативных потенций.
Проанализировав весь вышеизложенный материал, следует сделать вывод. Механизмы метафоризации служат для поддержания функциональности процесса метафоризации наименований явлений или предметов в системе русского языка, а также для выполнения субъектов речи чисто номинативно и номинативно-прагматической интенции. Особенности метафорической картины мира служат для образования интенции (намерения) номинативной функции субъекта. Метафорическая картина имеет цель в виде достижения какой-либо речевой задачи, которая имплицирует три целеполагающих по своей структуре компонента: мотив; цель; тактика, вместе подготавливающих иллокутивный эффект высказывания, содержащего метафору.

1.3. Флора как сфера источник метафоризации в русском языке

Животный мир как часть окружающего человека реального мира в максимальной степени приближен к центру антропоцентрического измерения этой действительности – человеку.
Исходя из этого, метафорическое освоение мира – «антропозависимое», с использованием зоонимов как «источников» метафоризации относится к наиболее древним и преимущественно «антропоцентрическим». Тематическая неоднородность и нестандартность обусловили специфическое ориентирование метафорических переносов, при этом, следует обратить внимание, что сама тематическая разнонаправленность является «зеркалом» реального разнообразия в «фауне» и его столкновении с субъектом этого отражения, человеком, носителем этнолингвокультурного сознания.
Наименования животных, используемые в переносном значении, носят название зооморфной метафоры или зооморфизма. Источником такого рода метафоры является образ животного, применяемый с целью описания и характеристики оценки объекта или явления.
Безусловно, зоометафора используется для наделения человека дополнительными коннотативными оттенками. Таким образом, она способствует выстраиванию ассоциативной связи с миром фауны и делает описание человека более экспрессивно-окрашенным. Определение образа животных выступает в метафорической картине мира символами определённого качества – красоты или уродства, ума или глупости.
Стоит отметить, что для общества разных географических положений, обладающих лингвокультурными и историческими отличиями, одни и те же метафорические названия животных могут отличаться друг от друга семантическим значением. «То, что является привлекательной характеристикой для животного для одного носителя языка, может быть, как минимум, не приятным свойством для другого» [Мушникова, 2011, с. 173]. Поэтому для русскоязычного народа животные метафора других языковых систем кажутся странными и неуместными.
Например, слово «кобра» может употребляться в качестве зооморфизма, как в русском, так и в английском языке. Однако, если единица «cobra» в языковой системе английского языка обозначает собой симпатичную девушку, то в русской культуре такое сравнение является немыслимым и даже абсурдным, поскольку для носителей русского языка «кобра» носит негативный характер и обозначает злую и вредную женщину. Синонимичным родовым понятием в русском языке является слово «змея», что также носит негативную окраску для человека.
Естественно, что каждая языковая культура перенимает для создания животной метафоры разные качества одного и того же животного. Однако, существуют примеры одинакового использования одного и того же названия животного в обеих культурах. Так, слово пчела («bee») и в русском, и в английском языке обозначает трудолюбивого, работящего человека. В лингвистической системе русского языка мы можем встретить такую метафору: «Трудишься /работаешь как пчелка».
Как правило, животные метафоры, использующиеся по отношению к человеку, делятся на две категории, которые описывают характер человека, и те, которые передают некоторые внешние черты.
Следует сказать, что фауна как источник метафоризации в русском языке, выполняет когнитивную, номинативную, художественную и смыслообразующую функции. Фауна является одним из ярких проявлений и сфер человеческого общества в русском языке, помимо создания особого смысла, фауна является источником создания актов метафорического творчества.
Метафорические процессы, связанные с такой лексико-тематической группой, как «животный мир», принимают креативный стилистический характер. Наименования представителей фауны в русском языке создаются носителями