Теория привязанности в психоанализе: персоналии, подходы, специфика.

Введение

Родители являются первой социальной средой ребёнка, их личность и отношение играют важнейшую роль в жизни каждого человека.
В то же время, чувства, которые окрашивают отношения ребенка и родителей – это особые чувства, отличные от других эмоциональных связей. Специфичность их заключена в том, что забота родителей является необходимой для поддержания жизнедеятельности ребенка и потребность в родительской любви – жизненно важна для каждого человека, на определенном этапе.
Психология семьи сохраняет своей актуальной задачей исследование особенностей соотношения материнства и отцовства, факторов, детерминирующих различия этих институтов, их специфических функций. Нужно подчеркнуть, что долгое время в психолого-педагогической науке, детско-родительские отношения рассматривались лишь в рамках диадического взаимодействия матери и ребенка, что создало ситуацию, когда «родительство» фактически рассматривается как синоним понятия «материнство». Сегодня ситуация несколько изменилась. Отцовство и материнство рассматриваются как отдельные институты родительства, в силу их специфических особенностей и отличий. Выходит на первый план исследование значения фигуры отца для гармоничного личностного и психического развития ребенка. В частности, существующая на западе практика воспитания детей в гомосексуальных семьях, неконтролируемый рост количества разводов и неполных семей, обуславливают рост исследований особенностей построения идентичности личности. Заявлена проблема исчезновения отцовской фигуры из социальной ситуации развития ребенка и подростка [11; 13]. Современные специалисты указывают на связь обозначенных выше феноменов с психологическими проблемами современного человека: диффузностью идентичности, в том числе половой и полоролевой, эмоциональным неблагополучием, ростом девиаций поведения и др. [2,5, 16].
В то же время, исследователи предостерегают от трактовки формирования личности в неполной семье, в частности, как фатально травматичного. Развитие ребенка здесь вполне может быть гармоничным [19; 20]. Отсутствие отца нельзя рассматривать как категорически пагубное. Так, теоретический анализ и эмпирические наблюдения позволяют утверждать, что для эффективного, гармоничного развития, значимым является не только реальное взаимодействие между отцом и ребенком, но наличие «внутреннего отца», представленного в психике, его образа, который создается под воздействием различных условий.
Вышесказанное определяет актуальность и выбор темы данного исследования: «Теория привязанности в психоанализе: персоналии, подходы, специфика»
Степень разработанности темы исследования в литературе.
Теория привязанности в психоанализе разрабатывалась такими авторами, как: Д.В. Винникот, Д. Бенджамин, М. Кляйн, О.Г. Калина, Ж. Лакан, М. Мид, Г. Росолато, З. Фрейд, Э. Фромм. А.Б. Холмогорова, Р. Шпиц, К.Г. Юнг и др. Не смотря на достаточно обширное количество литературных исследований в психоанализе в частности, тема привязанности не теряет своей актуальности в меняющихся социально-культурных условиях и прогрессе науки, приобретая, новые аспекты требует изучения в современном социально-психологическом контексте развития личности.
Предмет исследования: теория привязанности в психоанализе.
С чуть большим акцентом в данном исследовании представлены аспекты изучения фигуры отца, чем матери, в контексте рассмотрения проблемы привязанности в психоанализе, т.к. изучению его роли, исторически отводилось меньшее значение, что обусловливает интерес к появившимся в последние годы относительно глубоким исследованиям именно фигуры отца, которых не было ранее (М.А.Гулина, О.Г. Калина, А.Б. Холмогорова [6; 7; 8]). Можно сказать, что повышение интереса к роли отца как раз и характеризует современное состояние решаемой научной проблемы.
Цель исследования – изучение теории привязанности в психоанализе: персоналий, подходов, специфики.
Задачи исследования:

Теоретико-методологической основой исследования явился психоаналитический подход с изучением работ отечественных и зарубежных авторов: представления классического психоанализа, теории объектных отношений, сэлф-психологии, структурного психоанализа, теории привязанности, системно ориентированной семейной психотерапии.
 

Глава 1. Теоретические аспекты исследования теории привязанности в психоанализе
1.1.Роль отца и матери в жизни ребенка в психоанализе

Фигуры и образ матери и отца, во все времена привлекал к себе внимание в любой культуре и религии. Роль родителей признана значимой и авторами рассматриваются отдельные аспекты феномена родительства [5; 9; 20]. М. Мид в своем исследовании «Мужчина и женщина», подчеркивает отличия отцовства и материнства, акцентируя внимание на необходимости формирования у мужчин такого качества, как желание заботиться о других. При этом, для женщины характерно это же свойство. Если в рамках социума женщину сознательно не учат отвергать материнский инстинкт, она формируется как мать [20].
Впервые в науке разделил отношение родителей на материнское и отцовское Э. Фромм. Материнская любовь, по Э. Фромму, безусловна по своей природе, идеальна, в том смысле, что ее дитя, любимо просто в силу своего существования, без связи с какими-то действиями и выполнением ее условий и воплощением ожиданий. Эта любовь обусловлена наличием материнского начала, представленного в личности женщины. Любовь отца, наоборот, строится на существовании и выполнении ребенком условий, с опорой на принцип, который можно обозначить следующим образом: «Я люблю тебя, т.к. ты оправдываешь мои ожидания, исполняешь свой долг, потому что ты похож на меня». Отцовская любовь, таким образом, «обусловлена» и автор подчеркивал и отрицательную и положительную сторону этого явления. С одной стороны, любовь отца необходимо заслужить, ее можно потерять, не оправдав надежд, и это рассматривается как отрицательное свойство. С другой стороны, отцовская любовь достигается послушанием, которое представляется главной добродетелью. Не смотря на то, что непослушание здесь является главным грехом, за которым следует наказание, отцовской любовью можно управлять, в отличие от любви материнской [15].
На первых этапах возрастного развития происходит слияние с матерью, в раннем возрасте, в дошкольный период ребенку необходима материнская любовь и принятие, для формирование устойчивого стержня личности. Потребности в отцовской любви по Э. Фромму, приходятся на период после шести лет. Здесь ребенку необходимо наличие авторитета и руководства со стороны отца, который призван на данном этапе, учить ребенка, направлять его на решение задач, которые социум ставит перед ним. При этом, как отмечал автор, отцовская любовь, основываясь на принципах и ожиданиях, должна сопровождаться терпением и спокойствием, без устрашения и давления. Она призвана дать базовую опору формирующейся личности, все более сильное чувство уверенности в себе, для того, чтобы индивид мог постепенно принять на себя ответственность за свою жизнь и право самому распоряжаться собой, без отцовского руководства [Там же].
К.Г. Юнг также указывал на особую, отличную от материнской, роль отца в жизни ребенка, будь то мальчик или девочка. Отец является воплощением авторитета и направляет человека во внешнем мире, тогда как мать передает ребенку неуловимые способности к развитию внутреннего мира чувств [Цит.по 10].
Проблема соотношения ролей отца и матери в жизни ребенка получила свое дальнейшее развитие в психоанализе и его поздних ответвлениях. Рассматривая ранний возраст, авторы отводили ведущую роль фигуре матери. Позднее, на эдипальной стадии, вокруг которой выстраивается развитие ребенка в дошкольный период, возникает фигура отца. Так, в своей работе «Тотем и табу», З. Фрейд вводит понятие «мертвый отец» или «символический отец» [Цит.по 6]. Ж. Лакан в дальнейшем разрабатывал эту линию в своих исследованиях. Он подчеркивал, что «смерть» отца – важный этап в формировании личности. Г. Росолато, в своих исследованиях также рассматривает «идеализированного» отца и «мертвого» отца [Там же]. Важно подчеркнуть, однако, что все исследователи, говорят об убийстве отца в метафорическом смысле. Исследования в рамках клинического психоанализа показали, что реальная потеря отца, его смерть на эдипальной стадии, либо иное исключение реального отца из жизни ребенка, приводит к обилию психических нарушений: психозов, перверсий, насилию по отношению к окружающим. Подробное эмпирическое исследование, доказавшее обоснованность рассмотренного выше явления, провели О.Г. Калина и А.Б. Холмогорова [8]. Здесь мы видим, что позитивный отцовский образ оказывает влияние на эмоциональное благополучие и простраивание полоролевой идентичности подростков и является особенно значимым, если отец в семье отсутствует.
Также, понятие «мертвый отец» применяется в психоаналитической науке еще и параллельно понятию «мертвой матери». Данный термин ввел А.Грин [Цит.по 10]. Автор подчеркивает, что «мертвая мать», является эмоционально холодной, ей свойственно внутреннее отсутствие/значимый дефицит альтруизма, заботы и щедрости, что делает невозможным для нее осуществление материнских функций: питания, успокоения, поддержки, ухода за ребенком. Как ни парадоксально – эта женщина мертва как мать при том, что является живым человеком.
Лишь в последнее время в психоанализе реализуются попытки осмысления роли отца для развития ребенка в раннем возрасте [16]. Оформилась теория триангуляции [6], в которой отец рассматривается в качестве «третьего объекта», существование которого помогает экологичной сепарации ребенка от матери. То, насколько эффективно осуществили родители построение тройственных отношений, будет влиять на качество построения ребенком в будущем отношений с Другими. При этом, одним из значимых условий эффективного триангулирования, предоставляющего ребенку альтернативный материнскому опыт отношений с другим человеком, является непосредственное включение отца во взаимодействие с ребенком. Сюда входит физическое взаимодействие, эмоциональное общение, игры, уход. Полученный в таких отношениях с отцом опыт, позволяет ребенку выйти из симбиотического существования с матерью и воспринимать себя как отдельного индивида.
Раскроем более подробно обозначенные выше концептуальные положения.

1.1.1 Эдипов конфликт как центральный внутрипсихический конфликт в классическом психоанализе

После трех лет, согласно периодизации классического психоанализа, ребенок вступает в фаллическую стадию развития, соответствующую также периоду появления Эдипова конфликта. Кроме Эдипова комплекса, это комплекс Дианы, комплекс Электры, комплекс Иокасты, комплекс Ореста и комплекс Федры. Вокруг этого явления, согласно психоанализу построены все процессы формирования психики и личности индивида на данном этапе. Поле психоанализа фактически можно рассматривать как Эдипово поле. В терапевтическом процессе, пациент может переносить на аналитика чувства, которые он испытывает/испытывал к фигурам отца и матери [4].
С точки зрения основателя психоанализа, миф о царе Эдипе символизирует неосознанное желание ребенка обладать родителем противоположного пола, устранив одновременно родителя одного с ним пола. При этом, утрата родителя аллегорична, она не должна быть реальной, речь идет лишь о фантазийном пространстве. Едва ли есть что-то страшнее и хуже для ребенка, чем реальная смерть родителя своего пола (Эдипов триумф), пришедшаяся по времени на его Эдипов период. Подобная ситуация становится травмой, с которой, фактически, невозможно справиться самостоятельно. Ибо тогда – ребенок становится «убийцей», отца (матери), потому что он так захотел или подумал и непреодолимое чувство вины сопровождает его. Кроме того, если один из родителей умирает, то у ребенка может возникать болезненная связь между представлениями о сексуальности и смерти, так как сексуальные действия представляются как приводящие к смерти. Эдипов триумф возможен также и в тех случаях, когда мать презирает всех мужчин, включая отца ребенка, но при этом боготворит самого ребенка (особенно, если он – мальчик). Таким образом, среди значимых факторов, нарушающих нормальное течение Эдипова комплекса является отсутствие отца. Другими словами, роль отца важна для нормального протекания этого периода и зарождения формирования здоровой личности [6].
В своем исследовании «Тотем и табу» З.Фрейд представляет анализ работ антропологов и проводит параллели от них к психоаналитическому учению. Автор указывает, что обозначенный во многих культурах и религиях Закон воплощает в себе нечто ограничивающее страсти. Закон связан с запретом. Так, в рамках Эдипова конфликта значимым является существование следующих компонентов: наличие «страсти» ребенка к родителю противоположного пола, символическое «убийство» (как в мифе о царе Эдипе) родителя своего пола, который символически является соперником для ребенка. Уже здесь прослеживается идея триангуляции, необходимости наличия обоих родителей для того, чтобы данный этап был пройден и завершен. В обозначенной выше работе, З. Фрейд указывает, на то, что смысл Закона в тотеме – в наложении двух базовых табу – на кровосмешение и убийство отца, и родственников. Бессознательные влечения ограничиваются и личность вправе и должна препятствовать им (это правильно на уровне рода, бессознательной памяти) благодаря табу [Цит. по 6].
Табу на кровосмешение предполагает не только то, что нельзя жениться на матери, дочери, сестре, но и то, что они «будут отданы» другим мужчинам. Автор также подчеркивал универсальность феномена Эдипова конфликта во всех обществах и культурах, с тем лишь ограничением, что в цивилизованных обществах существует запрет на кровосмешение.
При этом, дети, которые остались без родителей и воспитываются в государственных учреждениях, не могут прийти на стадию разрешения конфликта при фактическом отсутствии родителей. Личность пытается найти мать/отца, братьев и сестер, сопровождаемая фантазией влюбленности «по ошибке» в кровного родственника. Так, табу инцеста постоянно сопровождает индивида в процессе его жизнедеятельности.
Жан Лапланш в своем труде «Гёльдерлин и поиск отца», подчеркивает важность наличия фигуры отца как объекта идентификации в развитии половой идентичности ребенка, вне зависимости того, мальчик это или девочка. Принципиальную значимость здесь имеет «либидиозный» вектор отношения отца к ребенку, в противоположность проявлению агрессии с его стороны. Травмирующие отношения с отцом, могут привести к развитию гомосексуальной ориентации ребенка, а его отсутствие несут риск дефицитарности развития личностных структур [6].
Йохен Шторк посвящает свое исследование изучению такого понятия как тоска об эмпатийном отце, понимающем потребности сына в нежности и осознает его формирующуюся половую идентичность [17]. П. Куттер (Kutter, 1986), в книге Й. Шторка, представляет статью, посвященную исследованию конфликтных, агрессивных и деструктивных отношений сына с отцом с точки зрения отца. Автор подчеркивает противоречивость отношения отца, который хочет, чтобы у него был сын, но при этом опасается и не хочет этого, в силу бессознательного страха соперничества с ним. Кроме того, отец находится в некой конкуренции со своей женой, матерью, которая, по его мнению, любит сына больше и значит для него больше. Соответственно, сын становится конкурентом для отца и на этом уровне. Выходом из данного кризиса является с одной стороны, наличие эмоционально близких партнерских отношений с женой – матерью своего ребенка, с другой стороны – здоровые, конструктивные отношения с собственным отцом, что дает возможность освободиться от базовой привязанности к матери.
Еще одним фактором, на котором исследователи заостряют внимание, является обеспечение эффективного выстраивания полоролевых моделей поведения, осознание разницы полов и поколений, простраивание границ между поколениями при условии присутствия отца в жизни ребенка. При этом, уважение к своему мужчине у матери ребенка, ощущение себя женщиной и желание быть ею также немаловажно для формирования половой идентичности личности.
Несмотря на то, что после З. Фрейда, Эдипов комплекс рассматривается более расширенно и отношение к нему претерпело некоторые изменения в науке, он остается одним из базовых концептов в психоанализе [9].
Нужно отметить, что помимо Эдипова комплекса в психоанализе рассматриваются и более ранние, примитивные фиксации. В частности, по мнению М. Кляйн, ребенок первого года жизни, завидует отцу не потому, что исключен из взрослых отношений, от которых родители получают удовольствие, но потому, что отец, как соперник, может завладеть грудью матери и взять молоко. Подобное соперничество, рассматривается как ранняя стадия прямого и инвертированного Эдипова комплекса, возникающего вместе с депрессивной позицией во второй четверти первого года жизни [12]. Автор подчеркивала, что это не «предэдипальный» период, а именно ранний Эдип. В этом вопросе М. Кляйн противостоит З. Фрейду. Доэдипальный этап характеризуется симбиотической связью матери и ребенка, на которой отец еще не рассматривается как соперник. Мать здесь является объектом идентификации ребенка вне зависимости от его пола. Эдипальный же период начинается в младенчестве, проходит сложные изменения и приходит к своей кульминации к возрасту 4 лет. Именно здесь наступает классический Эдипов комплекс, в том виде, как его описывал З. Фрейд. Относительно разрешения обозначенного конфликта, последователи М. Кляйн также подчеркивают, что «страх кастрации не способствует разрешению конфликта и отношения с отцом, наполненные агрессией, угрозами, страхом, могут лишь усугубить сложившуюся ситуации, оставляя личность зафиксированной на данной стадии с ощущением фрустрации» [Цит. по 6, с.131]. Таким образом, помимо рассмотрения психической ситуации, важно учитывать и наличествующие условия воспитания ребенка. При жестоком обращении со стороны отца, наказаниях, насилии, мальчик не может прийти к разрешению кризиса и уже будучи взрослым мужчиной будет постоянно стараться переиграть этот сценарий, и аллегорически «присвоить мать/женщину себе» например, бесконечно соблазняя женщин, вплоть до опасных ситуаций.

1.1.2 «Убитый отец» и «мертвый отец»

В легендах и мифах многих народов, в рамках различных культур, неоднократно встречается тема убийства отца. Работы З. Фрейда также пронизаны анализом данной темы. Выше, тема убийства отца затрагивалась во взаимосвязи с Эдипальным кризисом и темой Закона и табу. Так или иначе, идея З. Фрейда заключается в том, что убийство отца является необходимым для установления социального Закона и порядка и запрета убийства как такового.
В конце XIX века (1897 г) в известном письме Флиссу, З. Фрейд с удивлением пишет об опыте его терапевтической работы, указывая, что именно отец становится виновником перверсии пациента, как доказали наблюдения терапевта. Это же верно и для самого З. Фрейда, как он признавался. Кроме того, на основе анализа своих сновидений, З. Фрейд, обозначает наличие желания «убийства» родителей и инцестуозные желания. Изучение автором культурологических и антропологических исследований, подтвердило для него универсальность подобных желаний. З. Фрейд пишет свою «Интерпретацию сновидений» уже после смерти своего отца, указав в предисловии, что данное исследование представляет, в том числе, анализ его собственных переживаний, аффектов, бессознательных фантазий и снов, а также реакции на потерю отца, которую он называет «наиболее значимым событием и наиболее важной потерей в жизни человека» [Цит. по 9]. При этом, автор наблюдает и на своем примере и на примере пациентов амбивалентность переживаний – оплакивая своего отца, сын не в состоянии скрыть своего удовлетворения от освобождения от его власти, от некоего триумфа. В своем исследовании «Тотем и табу», З. Фрейд приходит к выводу о том, что культура в целом выстраивается на основе «образа/принципа отца». З. Фрейд теперь отдельно рассматривает направление исследования роли реального отца, значимость его в процессе интернализации его образа ребенком, а также выделяет направление исследования символического отца, видимого автором как «мертвого». В этом образе заключается, по Фрейду, опыт поколений, закон и культура общества. Изначальное убийство ордой отца, на первичных этапах развития общества, с одной стороны несет террор и анархию, но с другой стороны, приводит к сожалению и появлению чувства вины, ибо дети не только желают власти отца (ненавидят его), но и любят его.
Сложившаяся ситуация усложняется еще и тем, что братья, вместе убив отца, оказываются в условиях соперничества друг с другом, когда каждый хочет власти над всеми женщинами. Чтобы остановить террор и уничтожение, они вынуждены установить запрет на инцест, а это влечет за собой появление института экзогамии и принципа взаимности. Эта ситуация уже становится основой для развития общества. Т.е. убийство отца помогает понять, что для сохранения жизни необходима жертвенность и отречение. Это и принятие «Другого» и некий социальный контракт.
Негласным истоком появления всех религий также становится идея родительского комплекса, в котором зарождаются амбивалентные чувства и любви, и ненависти к отцу. В 1939 году З. Фрейд пишет еще один свой труд – «Моисей и монотеизм», где с предельной ясностью обосновывает, что религии должны были быть изобретены как противоядие «желанию убивать» [Цит.по 6]. Мертвый отец, рассматриваемый как символический становится теперь еще более могущественным, чем при жизни.
В психоаналитической литературе используется несколько понятий, чтобы обозначить этого изначального отца. Ж. Лакан использует идею «изначального отца» - того, который существовал до введения табу на инцест, до возникновения Закона, социальной структуры, культуры, морали [8]. Г. Росолато, использует понятие нарциссического, или идеализированного отца для обозначения именно отца, который встречается в легендах и преданиях. Он всесилен, обладает всеми женщинами и управляет через насилие. Легко догадаться, что образ мертвого отца плавно перетекает в образ Бога в различных монотеистических религиях, особенно в иудаизме и христианстве. Отцовская функция рассматривается как функция всемогущего Бога, невидимого и недоступного в непосредственном взаимодействии. Бесспорно, эта функция не должна смешиваться с биологической реальностью присутствия матери и отца в жизни ребенка.


1.2 Идея «третьего» в современном психоанализе

Идея «третьего» – нечто, создающее пространство вне диады. Д. Бенджамин предлагает понятие «энергетического третьего» (energetic third): «третий может быть представлен физическим объектом или символическим образом. Главное, что существует возможность разделить его с другим» [18]. Автор в качестве примере рассматривает игру ребенка и матери как нечто, созданное ими вне диады и имеющее свой уникальный ритм, который невозможно свести к простой модели «действие – реакция» (action-reaction). Именно эта схема создается нами в диаде, она описывает опыт дополнительности, когда оба участника двигаются в одном направлении, тогда как общий третий (shared third) появляется как совместное приключение (cooperative endeavour). Третий здесь формируется в результате совместного опыта.
Как противоположность обозначенной идее может выступать предположение Р. Дж. Перелберг, которая подчеркивает, что Третий не может принадлежать кому-либо. Она приводит пример из Человека-Крысы, когда пациент просит Фрейда пожалеть его и избавить от необходимости говорить о болезненных воспоминаниях. З. Фрейд пишет: «здесь пациент вскакивает с кушетки и умоляет меня пожалеть его, избавить от воспоминания деталей. Я уверяю его, что сам я совсем не склонен к жестокости…но я, естественно, не могу дать ему то, что не в моих силах» [Цит. по 6]. И. Перелберг рассматривает этот ответ З. Фрейда, как указание на то, что оба, и аналитик, и пациент, подчинены правилам сеттинга, которые не принадлежат ни одному из них [Цит.по 8].