Фрагмент для ознакомления
2
В силу того, что Уваров имел умеренные взгляды, вечно выжидал и колебался, твердо верил, что политика — это искусство компромисса, его принципы трудно отнести к определенной идеологической системе. Характер его был так же неуловим и способен дать крен и в героизм, и в трусость. Уваров, несомненно, принадлежал к числу лучших среди высокопоставленных чиновников своего времени. Он был одним из самых молодых министров, назначенных Николаем, определенно самым образованным и имел самые высокие научные заслуги. В отличие от типичных бюрократов, переходивших с одного министерского поста на другой или с военной службы в гражданскую, Уваров обладал длительным опытом работы в своей области: с 1818 года он был президентом Академии наук, с 1810 по 1821 годы - попечителем Петербургского учебного округа и с 1826 года - членом специального Комитета устройства учебных заведений.
Уваров усердно и достойно трудился на благо России и был предан ее интересам. Он придерживался умеренных политических и общественных взглядов, принимал как должное верховенство самодержавия и деление общества на классы, хотя при этом считал свое время переходной эпохой. Вместе с тремя четвертями высшего чиновничества Уваров пользовался преимуществами и привилегиями знатного происхождения. Его жизнь начиналась по модели «придворной элиты», описанной Уолтером Пинтнером, что обеспечило ему благоприятное начало карьеры; когда она окончилась, Уваров входил в число всего лишь сорока трех россиян, имевших 2-й класс по табели о рангах.
Не вызывает сомнений, что Уваров самостоятельно руководил образовательной политикой; и если прежние системы просвещения названы по именам правящих монархов, то система образования эпохи Николая I по праву может носить имя уваровской.
Людям, выдвинутым Николаем, не хватало нравственной стойкости. И Уваров отличался заметными изъянами характера. Из-за своих недостатков он оказывался посмешищем, в то время как заслуживал похвалы, из-за них снискал к себе нелюбовь как государственный деятель, так что даже явные его заслуги признавались нехотя. Еще во времена молодости Уварова, когда он красовался в салонах, современники отмечали его тщеславие, заносчивость, хвастливость, жадность, искательность и раболепство перед вышестоящими.
Наверно, самой неприятной и низкой чертой Уварова было тщеславие. Ему принадлежала фактически самая логичная и разумная в то время программа развития России, но от чужих мнений он высокомерно отмахивался, а всякого, кто, как Пушкин, хотел быть независимым от его власти, подвергал травле. Отчасти именно из-за своей заносчивости Уваров до такой степени лишился уважения и поддержки в обществе, что стал одним из самых непопулярных государственных деятелей. К счастью для себя, как президент Академии и министр он был полновластным и истинным «царем просвещения», как его назвали бы в американских политических кругах. Обзор его административных мер и назначений показывает, что обычно Уваров пользовался властью умело и обладал острым взглядом там, где речь шла о способных и многообещающих людях .
Выдающийся историк Сергей Соловьев набросал убийственный портрет министра: «Уваров был человек бесспорно с блестящими дарованиями, и по этим дарованиям, по образованности и либеральному образу мыслей; но в этом человеке способности сердечные нисколько не соответствовали умственным. Представляя из себя знатного барина, Уваров не имел в себе ничего истинно аристократического».
Уваров, будучи «либералом» в своих представлениях о свободном, конституционном будущем России, тщательно прятал свои взгляды в стремлении сохранить власть. Однако поскольку прогрессивная деятельность Уварова изобличала его истинные взгляды, враги Уварова сумели дискредитировать его в период реакции, наставший после 1848 года.
В целом оценить служебные заслуги Уварова невероятно трудно. Очевидно, что он был личностью интересной и сложной, человеком блестящих способностей, высоких воззрений и низкого нрава, сразу и одаренным и бездарным, способным и на достижения, и на проступки. Его тщеславие, жадность, заискивание, его желание двигаться вперед черепашьим шагом, враждебность к независимым взглядам — все это снискало ему дурное мнение современников и плохую славу в потомстве. Остается теперь рассмотреть, как его дарования и особенности характера отразились на развитии просвещения в России.
ГЛАВА 2 «ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ С.С. УВАРОВА НА РАЗВИТИЕ РОССИИ»
В апреле 1832 года Уваров стал товарищем министра народного просвещения, а в марте 1833 года — исполняющим обязанности министра. Год спустя его утвердили в министерской должности, которую он и занимал до 1849 года, дольше всех в России пробыв на этом посту. Он же оказался и самым честолюбивым министром просвещения.
На новом посту Уваров первым в истории российского просвещения попытался справиться с тем, что обычно называют модернизацией (речь идет о глубоких переменах, которые происходят в каждом обществе, когда оно приспосабливается к новому миру — порождению бесчисленных социальных, политических, идейных и научных революций, начавшихся в Европе в XVI веке). Как заметил в своем исследовании о дореволюционной России Э. Крэнкшоу, Уваров был из новой породы чиновников, появившейся в николаевскую эпоху.
Они «ставили перед собой важнейшие вопросы» и понимали, «что унаследовали проблему, для Европы уникальную». «Этим людям предстояло направлять на пути вперед громадную отсталую страну».
Сам Уваров представлял себе модернизацию как превращение России из «молодой» в «зрелую» страну и утверждал, что образование неизбежно играет в этом главную роль, что «обязанность» Министерства народного просвещения — «идти в главе других частей высшей администрации, прокладывать путь для прочих, совершать для их наблюдений первые опыты». И, как любой стране, вставшей на путь модернизации, России требовалась единообразная, всеохватная система образования, способная вырастить всесторонне образованную элиту, подготовить новое поколение знающих свое дело чиновников, юристов, врачей, ученых, учителей, профессоров, обеспечить уровень знаний, необходимый для развития промышленности и сельского хозяйства, выработать идею национального единства и национальное самосознание. По мнению Уварова, это были предпосылки для всех остальных реформ. Он не без опрометчивости заявлял, что его принципы — не «минутная воля государя», они создают «твердую и прочную систему» мирного развития России .
К каким именно целям должна идти Россия, Уваров наметил уже к 1818 г., но последующие события заставили его изменить свои взгляды на ход этого движения. Поначалу он предполагал, что «зрелый» Запад проложил благополучную, оправдавшую себя дорогу для России, младшей в «многочисленном европейском семействе». Его переполняли воодушевление и вера в будущее. Уварову казалось, что Россия уже довольно далеко прошла по пути, на который вступила при Петре Великом, пути от юности к зрелости, и сумеет преодолеть его быстрее Европы, потратившей на это четыре столетия. Скоро надежды Уварова разбились вдребезги.
На воззрения Уварова глубоко повлияли революции тридцатых годов, начавшиеся во Франции, прокатившиеся почти по всей Европе и приведшие в движение все слои общества. Его всегда ужасали революции — они казались ему «нравственно-политическими язвами, которые, подобно физическим, только в общем плане Провидения могут быть не бесполезны» — служить наказанием сбившимся с пути народам и королям, ступившим на ложную тропу.
В качестве министра просвещения Уваров поставил перед собой двойную и крайне деликатную задачу: облегчить России переход к зрелости, но при этом оберегать юность страны до тех пор, пока она окончательно не созреет, другими словами — идти вперед, оставаясь на месте и сохраняя существующее социальное и политическое устройство. Конечно, на таком пути было не избежать ловушек. С одной стороны, Уваров правильно понимал, что расширение доступа к образованию и появление программы реформ дает почувствовать, что дело не стоит на месте, а это и будет лучшим противоядием от разочарований, беспорядков и враждебности к существующему строю. Он с удовольствием цитировал изречение Екатерины Великой: «Хотите ли предупредить преступления? Сделайте, чтобы просвещение распространилось между людьми». С другой стороны, трудно сдерживать в официально установленных пределах общественные и политические устремления все более образованного общества. Для того, чтобы с помощью образования прокладывать путь всем остальным реформам, причем путь мирный, необходимо было четко реагировать на растущие ожидания общества, которое среди прочего рассчитывало на освобождение крестьян и известные политические и гражданские права.
Уваров, стремившийся умножить ряды образованных людей в уверенности, что сумеет руководить направлением умов, все сильнее отчаивался: он не мог удержать на привязи эти новые силы (и отчасти сам был повинен в их своенравии), а царя они все сильнее пугали.
Уваров оказался меж двух огней — самодержец оставался непреклонен, а требования общества все возрастали — и выбрал промежуточное решение: он попросту заявил, что переходный период продлится еще некоторое время. В 1835 году он уже понимал, что «наши либералы» хотели скорейших коренных перемен, но твердо решил стоять на своем. Уваров постоянно заявлял, что не отступится от своих планов, и сердился, что его не понимают.
Восемь лет спустя Уваров повторял, что уверен «в правильности избранного пути», но говорил также о «надеждах на приближение к мечте далекой, почти невидимой». Таким образом, в известном смысле он стал классическим воплощением того, что, по определению Дж. Йани, можно назвать «упорной склонностью россиян, наделенных политическим сознанием, выводить свою нравственную позицию из надежд на будущее». Уварова, однако, это отдаление цели в бесконечность привело к меланхолии, разочарованию, утрате бодрости. В 1843 году он составил записку для Николая I — длинный обзор своих достижений по службе за десять лет под заглавием «Десятилетие Министерства народного просвещения», а затем попросил освободить его от должности. Его уговорили остаться. Смерть дочери в это время тоже глубоко потрясла его, и он отправился за границу лечиться от депрессии. Возможно, Уваров вовсе не хотел покидать коридоры власти и готов был держать нос по ветру, угождая настроению царя. Но так или иначе, после 1843 года энергичный, неутомимый министр, полный некогда неисчислимых планов, превратился в осторожного, вялого человека.
Показать больше
