Темы тайны-преступления и наказания в романах Ч.Диккенса.

1. Творчество Чарльза Диккенса
В предисловии к третьему изданию «Оливера Твиста» (1841) Диккенс заявил о своей решимости разоблачать зло, воплощенное в образах преступников, и бороться с романтизацией преступления. Несмотря на то, что имя Эйнсворт здесь не упоминается, полемика Диккенса направлена прежде всего против его романа «Джек Шеппард».
Роман Диккенса «Домби и сын», написанный в 1848 году, является последним романом. Это произведение подводит черту под ранними произведениями Диккенса и открывает новый период в его творчестве. К глубоким и оригинальным впечатлениям детства, на которых основаны его первые произведения, добавились более серьезные наблюдения над жизнью. «Домби и сын» стал первым диккенсовским романом, в котором рождественская притча о силе и торжестве добра гармонично сочеталась с глубоким социально-психологическим анализом. Важной темой романа, помимо духовного возрождения главного героя, является тема преступления и наказания. Каркер, главный злодей романа, не получает прощения, в отличие от Домби, он ждет возмездия за свои преступления. [8]
Изначально роман Диккенса задумывался как «трагедия гордыни». Гордость — важное, хотя и не единственное качество буржуазного бизнесмена Домби. Но именно эта черта главного героя определяется его социальным положением — положением владельца торговой фирмы «Домби и сын».
Несмотря на реалистическую основу, сюжет романа «Домби и сын» построен по закону «рождественских сказок»: под влиянием ударов судьбы, т.е. с внешне реалистической мотивацией, происходит фантастическое превращение жестокого старого Домби в откровенно доброго и чуткого человека.
Основанная на вере во всевозможные чудеса, происходящие в рождественскую ночь, рождественская сказка распространилась по разным странам в эпоху романтизма.
Чарльз Диккенс считается основоположником жанра. В середине 19 века он сочинил несколько рождественских рассказов и начал публиковать их в декабрьских номерах своих журналов «Домашнее чтение» и «Круглый год».
Диккенсу известны религиозно-нравственное содержание «рождественской литературы» и ее основные сюжеты: о духовном проникновении, искуплении и спасении, о перерождении человека, сбросившего в себе «образ и подобие Божие», о «восстановление падшего образа». Основная «рождественская триада» — чудо, спасение, дар.
«Рождество, — пишет Диккенс, — это время, когда громче, чем в любое другое время года, в нас говорит память обо всех печалях, обидах и страданиях окружающего нас мира …и, как и все остальное, то, что мы сами испытали в своей жизни, побуждает нас делать добро». [6]
Тема Рождества присутствовала в его романах с самого начала — она есть (и это очень важно) даже в Пиквикском клубе (Дингли Делл). Но к началу 1940-х Диккенс был готов к большему, чем просто яркое, красочное изображение рождественских праздников. «Имея за плечами опыт ранних романов, он мог уже последовательно излагать смысл «рождественской» философии, краеугольного камня своего романтического мировоззрения. И в дальнейшем, как бы реалистично многомерно ни становилась в его романах картина общества и как бы ни были глубоки психологические прозрения, в книгах Диккенса всегда оставалось место для «рождественского» отношения к жизни, надежд на достижение идеала в несмотря на все социальные факты и доводы».
Философия Диккенса в рассказах — это, по сути, та же внесоциальная утопическая философия добра и зла, хотя и несколько видоизмененная. Рождество для англичан - особый праздник, прославляющий дом, семейный очаг, уют. Именно «ментальное» становится острой категорией в «рождественской» философии Диккенса. Это исключение не является символом мещанской ограниченности — напротив, это значительно возвышенный символ — ценность человеческого тепла, символ радости, символ отношений, гарантирующий человеку, что он никогда не будет одинок в мире.
Было бы преувеличением сказать, что у Диккенса был весь Новый Завет, но что он думал о своей притче в духе самого последнего завета — факт, из которого мы предполагаем, читая подряд на одной странице, что эксцентричный, великодушный капитан Катль «перед отходом ко сну всегда читал для своей пользы божественную проповедь, однажды полученную на горе», и что «благоговение Роба Точильщика к боговдохновенной письменности ... воспитывалось с помощью вечных синяков на мозг, вызванный столкновением со всеми именами всех колен Иуды».
В романе «Большие надежды» образ преступника утрачен или определена исключительность, избирательность, свойственная бывшим фигурам преступников. В то же время его роль в сюжете приобретает значительную идейную ценность, воплощая в себе идею порочности буржуазного общества. В ранних криминальных романах Диккенса всегда присутствовала драма тайны, которая делала сюжет интересным. Писателя интересует не столько личность преступника, сколько таинственные действия, связанные с ней. В «Больших надеждах» основное внимание смещается с событийной стороны сюжета на характер. Авторами выявлены случаи, повлекшие за собой склонность человека к преступлениям против человечества, выявление социальных, психических и психических расстройств. Реально мотивированный сущностью преступного сознания, Диккенс тем самым лишает его таинственности и романтики.
Большой интерес в связи с этой взаимозаменяемостью образов Мэгвича и Компесона. «Из выхода на свободу, а со свободой снова в осень, и снова в свободу, и снова в катастрофу — вот в чем все дело», — так прошла вся жизнь Мэгвича. Бездомный сирота, он начал воровать, чтобы не умереть с голоду. С тех пор «…кто, случалось, не встречал этого мальчика Абеля Мэгвича, оборванного, голодного, теперь пугается и либо прогоняет, либо хватает и тащит за решетку». [11] История судьбы Мэгвича была отмечена наблюдениями Диккенса. «Я читал об одном мальчике - всего шести лет, и он уже двенадцать раз был в руках полиции. ...Именно из таких детей вырастают самые опасные преступники; чтобы истребить это ужасное племя, общество должно взять под свою опеку несовершеннолетних». Это слова из речи, которую Диккенс размышлял в Бирмингеме в 1853 году.
С Мэгвичем тесно связан джентльмен-преступник Компасон. Этот судебный процесс привлек всеобщее внимание в 1855 году. У. Палмер отравил своего друга Дж. П. Кука и, вероятно, отравил свою жену, которая была застрахована от его использования на 13 000 фунтов стерлингов. На суде Палмер вел себя совершенно хладнокровно, о чем с удовольствием писал в массовых репортажах. Стремясь развеять героический ореол, созданный прессой для «величайшего злодея, которого когда-либо судили в Олд-Бейли», Диккенс опубликовал статью «Привычки убийцы», где проследил путь морального разложения этого мужчина.
В романе «Большие надежды» Компесон - умный и изворотливый авантюрист. Пользуясь своим образованием и репутацией джентльмена, он на протяжении многих лет безнаказанно совершал самые рискованные махинации и всегда выбирался при этом из густой воды. Вспоминая прошлое, Мэгвич с горечью говорил, что обаяние и образованность Компесона ввели в заблуждение судей, что повлияло на возмездие наказанием его приговора: «Когда нас привели в зал, Мэгвич повернулся, в черном костюме, с белым носовым платком...» Это несоответствие между внешним видом преступника и его внутренней сущностью было охарактеризовано Диккенсом в статье «Привычки убийцы»: они не стыкуются с вменяемым ему преступлением. характерные черты личности и облика личности героя. В его романах 1930-х и 1940-х злодеяние имеет тенденцию полностью затрагивать его внутреннее потребление безобразия: Феджин, Монке, Квилп, Джонас Чезлвит.
В более поздних романах злодей принял черты добропорядочного джентльмена, и лишь некоторые черты внешности выдавали его нравственную сущность (зубы Каркера, пальцы-когти Риго, крючковатый нос Ламмля и белые пятна на лице и т. д.). В статье о Палмере Диккенс писал: «Почерк природы всегда разборчив и ясен. Фирменный мануал прописывает всех на лицо, нужно только уметь читать. Здесь, однако, требуется определенная работа – ваши впечатления нужно оценить и взвесить