Развитие служения душепопечения в истории Церкви

покаяния. Признание становилось более важным, чем доказательство, раскаяние делалось важнее наказания. Все это привело к выдвижению на первый план исповеди, видоизмененной исповеди» . Преобразования коснулись того, что исповедь стала обязательной и приватной. Данные изменения наряду с формированием церковной концепции чистилища привели к утверждению «бухгалтерии потустороннего» или «арифметики чистилища», как называет эти практики Ле Гофф. Они отражали и соответствующие социальные процессы, ибо тринадцатое столетие приобрело характер «времени расчета», когда городские чиновники стали составлять первые бюджеты.
Вывод
В целом, для Средневековья характерны жестокие формы миссионерства. При этом важно помнить, что назначение аскетического упражнения (епитимии) было последним перед отпущением грехов этапом Исповеди, ему предшествуют вопрошание и выслушивание, то есть момент ритуала предваряется коммуникацией.
Исповедь в Средние века становится ритуалом, обязательным процессом в душепопечительской практике. Покаяние в его новой форме означало «contritio cordis», «confessio oris» и «satisfactio opens». Теперь необходима стала исповедь перед священников, чтобы он мог назначить индивидуальную сатисфакцию. Публичный акт примирения («reconcilatio») был заменен в исповеди отпущением грехов, который давал священник. Со временем регулярная исповедь стала всеобщей обязанностью и ритуалом. Четвертый Латеранский Собор 1215 года предписывал исповедоваться не менее одного раза в год.
На протяжении более чем одного тысячелетия душепопечительство Церкви решающим образом определялось институтом исповеди в рамках таинства покаяния. Отправным пунктом была актуальная с апостольских времен проблематика возможности прощения совершаемых после крещения грехов. Институциализация обязательной исповеди в Средневековой Церкви возникла из желания охватить всех верующих душепопечительством.







3) Учение о душепопечении при реформации
С приближением эпохи Модерна исповедь постепенно становится на путь все большей индивидуализации. На Западе показателем этого стало появление конфессионалов (исповедален), где для кающегося создавалось отделенное пространство (Миланский региональный собор 1565 г.).
До Тридентского собора в Католической Церкви не было отдельной дисциплины, посвященной пастырскому попечению. Необходимые знания будущие священники получали благодаря таким разделам, как моральная теология (нравственное богословие), которая также называлась «практической», т. е. относящейся не к созерцанию (theologia speculativa), а к практике веры (practica, agenda). О необходимости существования в каждой епархии компетентного богослова, который бы обучал клир навыкам душепопечения (cura animarum), гласит уже 11-е правило IV Латеранского собора (1215).
Современное понимание pastoral care формулируется как «аспект служения Церкви, связанный с благополучием индивидов и сообществ» или «бережная забота религиозного сообщества о скорбящих и бедствующих». К обоим определениям авторы предлагают уточнение своих старших коллег Clebsch and Jaecle, утверждавших, что существенными чертами pastoral care являются healing, sustaining, guiding and reconciling (исцеление, поддержка, руководство и примирение), причем сама забота должна быть как-то связана с ultimate concern, с предельной заботой, с вечными, религиозными ценностями.
Такое понимание формировалось в первую очередь в протестантских кругах. К нему же со временем стало склоняться и католическое пастырское богословие, хотя и не во всей полноте. Для Римской Церкви пастырское попечение мирян первоначально включало в себя попечение о бедных и обездоленных и лишь постепенно и в первую очередь благодаря новому богословию II Ватиканского собора перешло на все сферы церковной жизни за исключением самого главного — проведения, возглавления Таинств. Все же остальные сферы стали доступны для мирян, которых собор призвал к апостольству и пастырству . В некоторых католических странах это привело к появлению целого класса пастырей-мирян, так называемых пастырских ассистентов или референтов, получающих образование на католических богословских факультетах.
Дата 31 октября 1517 года является знаковой для начала Реформации.
Целью Лютера была внутренняя реформа церкви. Идеи Лютера содержали в себе верность Библии, отцам церкви и символам веры. А искажения и дополнения Лютер не принимал в счет. Чтобы идти дальше, Лютеру была необходима поддержка правителей.
Помимо того, что Германия была центом Реформации, похожие изменения происходили в Швейцарии. В XVI веке в этих странах стали править бюргеры, обложившие церкви земельным налогом. Кроме того, церковь в этих странах должна была потерять автономность и находиться под властью мирян. В этом и нашел поддержку Лютер. Реформаторы, в итоге, стали поддержкой выражению религиозных чувств мирян.
Постепенно церковь изменяется и появляется новое понимание Бога. Если раньше Бог был кем-то «вовне», то теперь он близок к человеку. Церковь перестает быть посредником между Богом и индивидом.
Теперь человек ищет Бога внутри себя. Главное в религиозности – это внутреннее. Атрибуты внешней принадлежности к вере отпадают и становятся бессмысленны.
Вера в Бога для протестанта – это вера в самого себя. Это внутренняя работа человека, работа над своей совестью и душой. И это – условие обретения внутреннего спокойствия и уверенности.
В лютеранской церкви общение между пастором и кающимся при исполнении пастором обязанностей своего служения, особенно при попечении о доверенных ему душах, последовательно считалось конфиденциальным. Такое общение включает частную исповедь и отпущение грехов, а также частные пасторские наставления и советы. На основании ординации и служения, к которому призван пастор, его уста запечатаны, дабы он не говорил о грехах кающегося никому, включая суд.
Мартин Лютер очень мало говорил о привилегированном общении между пастором и кающимся, особенно, учитывая некоторые современные ему проблемы. Однако, в 1521 году он написал краткий памфлет, озаглавленный «Наставления для кающихся относительно запрещенных книг доктора М. Лютера», в ответ на использование исповеди исповедниками с целью выяснить, читали ли кающиеся произведения Лютера. Он призывает кающихся, которые подвергаются такому допросу, сказать своему отцу – исповеднику следующие слова: «Дорогой господин, вы – мой отец – исповедник, но не командир. Я должен исповедовать то, что меня побуждает исповедовать моя совесть. Не ваш долг принуждать меня исповедоваться; не ваше дело также проникать в тайны моего сердца. Вы также могли бы спросить, сколько монет у меня в кармане. Если я не говорю вам чего-нибудь, что я знаю, тогда я беру риск на себя – какое Вам дело до этого? Дайте мне отпущение грехов, как велит Вам долг, а потом мы можем поспорить о Лютере, о Павле, о ком Вам угодно. Не превращайте святое таинство исповеди в повод для ссоры или спора, или в источник опасности для меня. Подобные дела не относятся к исповеди. Я отвечу на эти обвинения в подходящем месте и в подходящее время».
Проповедник не должен раскрывать того, что ему сказали на исповеди. В «Застольных беседах» Лютера сказано: «Кто-то спросил доктора Мартина Лютера: «Если пастор и отец – исповедник отпустили грех женщине, которая убила своего ребенка, и позднее это обнаружилось и стало известно другим людям, должен ли проповедник также свидетельствовать перед судьей, если его об этом попросят? Тогда он (Лютер) ответил: «Конечно же нет! Ибо следует различать между церковным и мирским правительством, поскольку она исповедовала это не мне, но Господу Христу, и если Христос хранит это в тайне, я так же должен хранить это в тайне и не говорить ничего, кроме: я ничего не слышал; если Христос что-то слышал, пусть Он и скажет» (XXII, 879).
Когда Лютеру сказали, что городской совет в Венеции приговорил к сожжению монаха, который отпустил кому-то грех убийства, который ему исповедовали, а затем за взятку сам рассказал об этом, Лютер произнес: «Это правильный, хороший, разумный приговор и мудрое решение совета, и монаха правильно сожгли как предателя»
Ясно, что Лютер очень серьезно относился к тайне исповеди.
Проповедник должен удерживать свой язык со всей серьезностью. Даже если он с целью наставления рассказывает случай из жизни без упоминания имен, он должен делать это таким образом, чтобы другие люди не могли догадаться, о ком он говорит. Он должен уничтожить письма, содержащие исповедь, как только их цель будет выполнена .
Пастор никогда не должен раскрывать то, что сказано ему в частной исповеди. Как говорит Вальтер, пастор, виновный в таком нарушении, заслуживает лишения сана. При исповеди, к самой сущности дела относится существование молчаливого соглашения между обоими сторонами о том, что все, что исповедано, сказано inter nos в самом строгом смысле этих слов и не может быть раскрыто – это остается в силе не только когда люди исповедуются перед Святым Причастием, но в любое время: у постели больного, когда его посещает пастор, когда прихожанин приходит, чтобы встретиться с пастором явно для этой цели, или в любых прочих обстоятельствах. В этом отношении христиане должны иметь возможность полностью доверять своему душепопечителю. Пастор должен быть известен как человек, который умеет молчать».
Так же, как провозглашение отпущения грехов есть голос Божий, так и выслушивание исповеди для ушей Божиих. На исповедальную молитву Псалма 50: «Омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня… сердце чистое сотвори во мне», отпущение грехов отвечает Пс. 102:12: «Как далеко восток от запада, так удалил Он (Бог) от нас беззакония наши». Поэтому, ни при каких обстоятельствах пастор не должен раскрывать ничего из того, что было сказано ему кающимся на исповеди. Обычно, так называемая «печать исповеди» признается и не нарушается гражданскими властями, но даже если бы это было не так, пастор должен выполнять обещание, которое он торжественно дал перед алтарем и приходом при своем рукоположении и поставлении на служение (то есть, не раскрывать грехов, которые ему исповедовали, Лютеранский служебник, стр. 212, 225). Пастор, который использует подробности, услышанные на исповеди, как «материал для проповедей», лишает свою паству самой благословенной возможности получить оправдание лично».
Соответственно, конфиденциальность чрезвычайно важна, особенно (но не только) для кающегося. Прощение грехов не требует ничего взамен и является полным, так, что Бог говорит, что Он более «не помнит» греха, более не вменяет наши грехи против нас (Ис. 43:25; Иер. 31:34). Подобным образом и пастор, через которого провозглашается отпущение грехов, более не «помнит» случившегося. Кающийся должен быть уверен в том, что его общение с пастором защищено тайной исповеди. Поэтому поощряется исповедь, в которой можно полностью и свободно исповедовать свои грехи.
Другое понимание душепопечения дает другой лидер протестантской реформации Ж. Калвин. Душепопечение, как полагает Ж. Кальвин, представляет собой духовную науку в исполнении вероучения и контроль за его соблюдением. Реализовывать душепопечение должны священнослужители .
Анабаптисты, как левое крыло реформации в лице Ф. Манца и М. Сименса, говорили о душепопечительстве, как о воспитании новообращенного законам Царствия Божьего.
Лютер выступал настаивал на реальном присутствии тела Христова, которое только и может гарантировать причастие, как средство достижения спасения. Опираясь на духовный характер причастия по Иоанну и на учение голландского гуманиста Корнелиуса Гоена (Ноеп), Цвингли интерпретировал слова - "сие (есть) Тело Мое... сие (есть) Кровь Моя" - следующим образом: "[глагол] «есть» не должен пониматься буквально; но должен браться в смысле «означает». Евхаристические элементы являются знаками, указывающими на спасение и освобождение, но сами по себе они не приносят их". Цвингли отрицал, что таинство евхаристии служит средством спасения .