Взаимоотношения русского государства и церкви: история и современность

Введение
Актуальность исследования.
По своей конституции Российская Федерация является светским государством, в котором все религиозные объединения равны перед законом. Конституция также гарантирует свободу религиозного выбора и практики. Федеральное законодательство, как и законодательство республик, должно соответствовать этим четко сформулированным принципам. Однако многие положения федерального закона о религии 1997 г. им противоречат. Более того, на практике высказывание в преамбуле этого закона об исторической роли православия и других «традиционных религий» произвольно трактуется как оправдание привилегированного положения православия и в некоторой степени ислама, иудаизма и буддизма. «Секулярность» государства не влечет за собой маргинализации религии. Светское государство должно учитывать историческую роль и значение каждой религии. [2]
Российское государство может правомерно присвоить Православию статус primus inter pares и привилегии чести по сравнению с другими религиями на основе соразмерности. Однако они не должны принимать форму правовых преимуществ. Православие вполне может играть роль «официальной» религии, но не должно быть «государственной». Было бы целесообразно установить систему двусторонних соглашений между каждым религиозным объединением и государством и создать фискальную систему, позволяющую гражданам, заявляющим о своей принадлежности к данной религиозной конфессии, направлять часть своих налогов на финансовую поддержку этой конфессии. [2]




1.2.Раскол православной церкви и государства
До правления Петра Великого церковь в России, известная как Православная церковь, действовала независимо от правительства. Церковь действовала под руководством главного священника, известного как патриарх. Когда к власти пришел Петр Великий, он в корне изменил порядок управления церковью. Он построил несколько новых церквей. Он также снял патриарха с поста главы церкви, передав ее под контроль государства.
Сын царя Алексея Петр Великий изменил историческую судьбу России, коренным образом отвернувшись от византийского наследия и реформировав государство по образцу протестантской Европы. Униженный временным подчинением отца патриарху Никону, Петр воспрепятствовал новым патриаршим выборам после смерти патриарха Адриана в 1700 г. Сложившиеся отношения между церковью и властью требовали нового правового оформления.[29]
Временно был установлен следующий порядок церковного управления: во главе церковного управления стояли Местоблюститель Стефан Яворский и особое учреждение — Монастырский Приказ, во главе которого стояли светские лица. Высшей инстанцией в вопросах религии признавался совет иерархов. Сам Петр, как и предыдущие государи, был покровителем церкви и принимал активное участие в ее управлении. Но его чрезвычайно привлекал опыт протестантской (лютеранской) церкви в Германии, основанной на первенстве монарха в духовных вопросах. И в итоге, незадолго до окончания войны со Швецией, Петр решил провести Реформацию в Русской Церкви. И на этот раз он ожидал от колледжей целительного воздействия на запутанные церковные дела.[31]
Петр сделал малороссийского монаха Феофана Прокоповича домашним, ручным Лютером русской Реформации. Это был очень способный, живой и энергичный человек, склонный к практической деятельности и в то же время очень образованный, изучивший богословские науки не только в Киевской академии, но и в католических коллегиях Львова, Кракова и даже Рима. Схоластическое богословие католических школ привило ему неприязнь к схоластике и католицизму. Однако православное богословие, тогда слабое и малоразвитое, не удовлетворяло Феофана. Поэтому от католических учений он перешел к изучению протестантского богословия и, увлекшись им, усвоил некоторые протестантские воззрения, хотя и был православным монахом.[35]
Петр поставил Феофана епископом Псковским, а позже он стал архиепископом Новгородским. Человек вполне светский по складу ума и темпераменту, Феофан Прокопович искренне восхищался Петром и — Бог ему судья — восторженно восхвалял все без разбора: личное мужество и самоотверженность царя, работу над строительством флота, новой столицы, коллегии, фискалы, а также фабрики, фабрики, монетный двор, аптеки, шелковые и суконные мануфактуры, бумажные фабрики, верфи, указы о ношении иностранной одежды, цирюльне, курении, новые иностранные обычаи, даже маскарады и собрания.[22]
Иностранные дипломаты отмечали в епископе Псковском «безмерную преданность благу страны, даже в ущерб интересам Церкви». Феофан Прокопович не уставал напоминать в своих проповедях: «Многие считают, что не все люди обязаны подчиняться государственной власти и некоторые исключены, а именно священство и монашество. Но это мнение есть шип, вернее, жало, змеиное жало, папский дух, дошедший до нас и коснувшийся нас, неизвестно как. Священство есть особое сословие в государстве, а не особое государство. Именно ему Петр поручил составить устав нового управления Церковью. Царь очень торопил псковского епископа и все спрашивал: «Скоро ли будет ваш патриарх?» - «Да заканчиваю рясу!» Феофан тоном ответил королю. «Хорошо, но у меня для него готова шляпа!» — заметил Питер.




Заключение
В исторической традиции и современной политической практике сложились два архетипа взаимоотношений между государственной и церковной властью: секулярное государство и теократическое государство, однако гораздо более плодотворным выступил тип отношений, который получил название «симфония властей».
Идея «симфонии» коренится в априорном принципе солидарности, духовной и организационной, на котором строился монизм древнехристианской общины. Единство и, одновременно с ним, автономность заложили методологическую основу для «симфонии властей» конструкции позднейшего византийского периода. Церковная автономия проявилась в разделении функций: оставаясь вне императорской юрисдикции, Церковь осуществляла духовное заступничество империи перед Богом. Две власти, два института, два типа служения не противопоставлялись друг другу. Акцент делался на согласии и гармонизации того, что следовало также и различать. Система «симфонии» семантически соответствовала евангельскому идеалу, демонстрируя неразличимость границы между Церковью и государством, их антиномическим «неслиянием и нераздельностью». Вместо принципа разделения сакрального и светского, вместо дуализма ценностей, разводящего дух и материю, принцип восточного христианства ориентировался на синергию, на гармонию этих начал.[21]