Медицинское обслуживание партизанских соединений в годы Великой Отечественной Войны

В необычном случае отряд численностью 500 человек, организованный на Украине в 1941 году, включал семь врачей, по одному на каждую роту и два в штабе. В конце того же года в отчете немецкой полевой жандармерии говорилось: «Неоднократно установлено, что в крупных партизанских лагерях имеются врачи, обслуживающие партизан. В декабре 1941 года было получено сообщение о наличии в селе Татин Бор партизанского госпиталя, работавшего под руководством русского врача, впоследствии попавшего в плен.
В более северных районах позднее, к концу лета 1942 года, почти все партизанские бригады имели как минимум одного врача и несколько медсестер, некоторые из которых имели медицинское образование. Тенденция к созданию крупных местных партизанских отрядов способствовала организации относительно хорошей медицинской помощи. Некоторых врачей в отряды доставляли самолетом, но ввиду их потенциальной пригодности к службе как немцам, так и партизанам старались привлечь как можно больше врачей с оккупированной территории — при необходимости их можно было заставить.[3]
В бригадах или группах бригад создавались своего рода постоянные госпитали. В январе 1944 года дезертировавший партизан из центрального Могилева в Белоруссии сообщил: «Партизанские госпитали расположены в том же лесу, где расположены их лагеря. [Речь идет о расположенных там четырех полках, в каждом от 1500 до 2000 человек.] Они [госпитали] представляют собой хорошо оборудованные убежища с окнами. Османский отряд располагает пятью больничными приютами и еще двумя приютами для инфекционных больных.
В них работает большое количество квалифицированного медицинского персонала. Работу всех больниц курирует врач, присланный из Москвы».
В немецких сводках часто упоминаются партизанские госпитали. Например, в ходе операции против партизан севернее Борисова (июнь 1943 г.) войска СС захватили полностью оборудованный стоматологический кабинет. Как правило, больницы на оккупированных территориях оказывали только неотложную помощь и лечили легкораненых и больных.
В случае серьезных ранений партизан эвакуировали самолетом на советскую территорию. Женщина-врач, работавшая в партизанском отряде, взятом в плен в сентябре 1942 года, так описала процедуру: «После недавнего немецкого наступления [августа 1942 года] число раненых увеличилось до восьмидесяти, более половины из которых были тяжело ранены. Всех, кроме пятерых серьезно раненых, эвакуировали по воздуху в ночь на 8 сентября. В этот период [с 31 августа по 8 сентября] шесть самолетов, всегда три, каждую ночь совершали по три рейса с Валдая (в советском тылу) в Сусельницу и обратно. Это были небольшие самолеты, каждый из которых мог перевозить одновременно только одного тяжелораненого человека. После 8 сентября близость немецких войск больше не позволяла продолжать воздушное сообщение».
В крупных партизанских центрах часто можно было приземлить двухмоторные самолеты (С-47 и подобные), с помощью которых за один раз можно было эвакуировать пятнадцать-двадцать человек.[4]
Наличие госпиталя, воздушной эвакуации и присутствия медицинского персонала положительно сказалось на боевом духе партизан и повысило готовность людей идти на риск. Однако медицинское обслуживание имело существенный недостаток: во время немецких контрнаступлений, когда число раненых значительно возрастало, эвакуация по воздуху была, как правило, невозможна, а в госпиталях царила такая неразбериха, что медицинские услуги зачастую были недоступны для многих.
Качество медицинской помощи сильно пострадало из-за хронической нехватки лекарств. Полк Гришина, один из лучших партизанских отрядов, атаковал госпитали, расположенные на оккупированной территории, для пополнения запасов медикаментов. После войны бывшая медсестра рассказала, что в отряде, где она работала, лекарств иногда было много, иногда их не было совсем.
По ее словам, большая часть лекарств поступила от врача, обслуживавшего немцев, и была отправлена с советской территории в очень небольших количествах. Обычно бинты стирали и использовали повторно. Обезболивающих всегда не хватало, и их использовали умеренно. Мыла не хватало, а водку использовали в качестве дезинфицирующего средства во время операций. Женщина-врач, дезертировавшая из партизанского отряда в июне 1943 года, рассказала, что ее подразделение получало небольшое количество сыворотки для прививки от тифа и специальное мыло для борьбы со вшами. Она также утверждала, что приказами «из Москвы» запрещено применение препаратов для лечения заболеваний, передающихся половым путем. В партизанском отряде десять мужчин и две женщины, больных сифилисом, были расстреляны на том основании, что их невозможно вылечить в существующих условиях. (Помимо чисто «медицинского» действия, это действие, несомненно, являлось мерой дисциплинарного характера.)[5]
Состояние здоровья всех партизан оценить сложно. Немцам не удалось получить информацию о серьезном распространении эпидемических заболеваний. Эпидемии брюшного тифа случались регулярно, но в Советском Союзе они были эндемическими. Один из бывших партизанских командиров писал, что партизаны чаще всего страдали ревматизмом, цингой, пеллагрой, ожогами и зубной болью. По словам бывшей медсестры, болельщики в основном жаловались на боли в животе и расстройство желудка. Основными угрозами для здоровья были загрязненная вода, плохое и недостаточное питание и, в меньшей степени, воздействие холода и влажности. Проблемы со здоровьем оказались, очевидно, менее серьезными, чем можно было ожидать.