меценат П.М.Третьяков

любившими нас и о нас заботившимися, было, мне кажется, самым ценным и радостным». (Вера Третьякова, старшая дочь) [1]
Осенью тысяча восемьсот пятьдесят второго года Третьяков побывал в Петербурге. Более двух недель он ходил по выставкам, театрам, бродил в залах Румянцевского музея, Эрмитажа, Академии художеств и, под впечатлением от увиденного, писал матери:
«Видел несколько тысяч картин! Картин великих художников… Вандерверфа, Рафаэля, Пуссена, Мурилла, Рубенса, С. Розы и прочие. Видел несчетное множество статуй и бюстов! Видел сотни столов, ваз, прочих скульптурных вещей из таких камней, о существовании которых я прежде не имел даже понятия». [1]
Эта поездка окончательно сделала купца и промышленника Третьякова коллекционером живописи. Стремление собирать картины русских художников стало смыслом его жизни. На тот момент Павлу Михайловичу было всего двадцать четыре года, первые картины русских художников меценат купил в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. Это были «Искушение» Николая Шильдера и «Стычка с финляндскими контрабандистами» Василия Худякова. В ближайшие четыре года жилые комнаты бельэтажа дома в Лаврушинском переулке украсили полотна Алексея Саврасова, Ивана Трутнева, Константина Трутовского.
Третьяков не только заложил основу коллекции, но и определил главную цель своего собрания, о чем и написал в завещании.
«Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, приносящего многим пользу, всем удовольствие» [1].
По коммерческим делам Павел Третьяков часто бывал за границей — знакомился с новинками техники. Эти поездки стали для коллекционера и «художественными университетами». Во Франции, Германии, Италии, Австрии, Англии он посещал музеи и выставки.
С тонкостями изобразительного искусства знакомили Третьякова и практики — художники. В петербургских мастерских коллекционер узнавал технологию живописи, умел вскрывать картины лаком или удалять повреждение на холсте без помощи реставратора. «Манера его держаться в мастерской и на выставках — величайшая скромность и молчаливость», — вспоминал о визитах Третьякова Иван Крамской [1].
Движение передвижников обеспечило галерее поток настоящих шедевров. «Утро стрелецкой казни» Сурикова и «Грачи прилетели» Саврасова, «Березовая роща» Куинджи и «Христос в пустыне» Крамского, и еще сотни работ. Третьяков покупал у художников картины целыми собраниями, как у Василия Верещагина: в 1874-м приобрел сразу сто сорок четыре картины и этюда, сто двадцать семь карандашных рисунков. Коллекцию пополнили сразу восемьдесят работ Александра Иванова. Стали частью собрания и живописные впечатления от поездки по Ближнему Востоку Василия Паленова — сто два этюда. Картины художников восемнадцатого — начала девятнадцатого века Третьяков собирал по антикварным магазинам и частным лавкам.
Сами художники признавали, что коллекционер обладал особым восприятием живописи, и на выставках порою не знали, какие картины он выберет. «Это человек с каким-то, должно быть, дьявольским чутьем», — говорил о Третьякове Крамской.
К тысяча восемьсот семьдесят второму году многочисленное семейство Третьяковых устало от желающих увидеть его уникальное собрание, и коллекционер принял решение построить для него отдельное здание. Новые залы пристраивали постепенно. После смерти брата — Сергея Третьякова — его коллекция также заняла свое достойное место в галерее, и тогда же было принято решение передать собрание картин городу.
«Желая способствовать устройству в дорогом для меня городе полезных учреждений, содействовать процветанию искусств в России и вместе с тем сохранить на вечное время собранную мною коллекцию» (Павел Третьяков) [1]
Сам меценат уехал из Москвы с семьей на полгода и на открытии галереи не присутствовал — так как не любил лишнего внимания к своей персоне. После открытия галереи, по воспоминаниям современников, Александр III намеревался пожаловать Третьякову дворянство, но Павел Александрович отказался. «Я купцом родился, купцом и умру», — сказал коллекционер чиновнику, явившемуся его обрадовать. Как и прежде, Третьяков приходил в галерею, составлял каталоги и просто любовался картинами.
«Иногда в галерее появлялся высокий, сухощавый человек. Он подходил то к одной, то к другой картине, пристально, любовно всматривался в них, вынимая из сюртука платок, свертывал его «комочком», бережно стирал замеченную на картине пыль… Мы знали, что это был сам Павел Михайлович Третьяков». (Михаил Нестеров) [1]
Последний дар Третьякова галерее — эскиз Левитана к картине «Над вечным покоем». Коллекционер уже был болен, болела и его жена, дочери вышли замуж, дом в Лаврушинском переулке пустовал. Но дом для картин, которые создавались талантливыми русскими художниками, всегда полон. Вот уже второе столетие люди приходят для того, чтобы увидеть эту уникальную коллекцию. И имя Третьякова живет, и дело не пропало.
«Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес, дайте мне хоть лужу грязную, но, чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника». (Павел Третьяков) [1]